Учение о цвете. Теория познания - Страница 42

О математике и о злоупотреблении ею (1826)

Право наблюдать, исследовать, постигать природу в ее простейших, сокровеннейших источниках, как и в ее очевиднейших, больше всего бросающихся в глаза творениях, хотя бы и без содействия математики, это право я должен был уж очень рано присвоить себе, согласуясь с моими задатками и с обстоятельствами. Для себя я отстаивал это право всю жиаиь. Чего я достиг при этом, это все могут видеть; на сколько мой труд полезен другим, это покажет будущее.

Но я с неудовольствием заметил, что моим стремлениям приписали неправильный смысл. Я слышал, как меня обвиняли в том, будто я противник, враг математики вообще, математики, которую никто пе может ценить выше, чем я, так как она дает как раз то, в проявлении чего мне совершенно отказапо.

Каждому человеку присуще рассматривать себя как центр мира, потому что ведь все радиусы исходят из его сознания и туда слова возвращаются. Можно лп, поэтому, вменять в вину выдающимся умам известное завоевательное стремление, какую — то жажду присвоения?

Все, что здесь в известной мере хвалилось и порицалось, принималось и отвергалось, указывает па неудержимо подвигающуюся вперед деятельность и жизнь человеческого духа, который должен был бы, однако, испытывать себя преимущественно делом: только таким путем все колеблющееся п сомнительное кристаллизуется в желаппую действительность.

* **

В переведенном нами месте д’Аламбер сравнивает последовательность геометрических положеппй, где одно выводится из другого, со своего рода переводом с одного наречия на другое, которое образовалось бы из первого; в этой цепи собственно должно содержаться все одно и то же первоначальное положение, лишь во все более ясном и пригодном для употребления виде. При этом предполагается, что во всем ходе дела, которое и так рисковапо, соблюдается величайшая непрерывность. Но вот наш римский друг (Чикколинп) находит известный переход от одного уравнения к другому при решении известной проблемы — неясным и недопустимым; а ученый, нанпсавшпй эту работу, пе только признается, что он заметил Эту трудность, по и заводит речь о том, что многие товарищи но профессии позволяют себе в своих трудах еще бдльшие скачки: если так, то я спрашиваю, какое можно питать доверие к результатам этих магических Формул, н не посоветовать лп — особенно проФану — держаться самого первого положения, исследовать его, покуда простирается опыт и человеческий рассудок, и использовать найденное, совершенно отклонив все, что лежит вне его сферы!

И вот, для оправдаппя сказанного пусть послужит эпиграф, mi риющнИ роль как бы эгиды в деятельности того выдающе- нн н чемош'кп, которому мы обязаны вышеприведенным сообщением, который с этим лозунгом идет впереди других н» научном поприще и создает неоценимое:

Sans franc — penser en 1’exercice des lettres

II n’y a ni lettres, ni sciences, ni esprit, ni rien ).

Plutarque.Веймар, 12 ноября 1826 г.

Опыт и идея (1828)

Эмпирическая ботаника (Erfahrungs — Krauterkunde) исходит как и всякое человеческое стремление, из полезного, она ищет пищи в плодах, врачебной помощи в травах и кореньях, и такое направление ни в коем случае нельзя считать низким; здесь мы открываем идею, направленную на полезное — быть может, самое первоначальное из всех направлений — и тем пе менее стоящую уже очень высоко, так как она обозначает самое непосредственное отношение предметов к человеку, в предчувствии его гордого притязания — господства над миром.

* **

Мы переживаем время, которое с каждым днем дает нам все больше стимулов рассматривать оба мира, к которым мы принадлежим, высший и низший, как связанные между собою, признавать идеальное в реальном и, поднимаясь в бесконечное, умерять наше обычное недовольство конечным. Великие преимущества, которые можно будет извлечь из этого, мы с’умеем ценить при самых различных обстоятельствах, и в особенности — применять их, разумно действуя, к наукам и искусствам.

Возвысившись до этого воззрения, мы не станем больше, при разработке естествознания, противополагать опыт идее; мы привыкаем, напротив, находить идею в опыте, убежденные, что природа поступает по идеям, как преследует какую — либо идею и человек во всем, к чему он приступает. При этом нужно, конечно, принять во внимание, что идея в своем происхождении и своем направлении представляете а в различных видах, и в этом смысле может различно оцениваться.

* **

Здесь же мы прежде всего признаем п выскажем, что мы сознательно захватываем область, где скрещиваются метафизика н естественная история, где, стало быть, серьезный, добросовестный исследователь охотнее всего останавливается: здесь его не пугает больше напор безграничных частностей, так как он научился ценить великое влияние простейшей идеи, которая самыми различными способами может сообщить многообразному ясность и порядок.

Укрепляясь в этом образе мышления, рассматривая предметы в высшем смысле, естествоиспытатель приобретает доверие и идет, благодаря этому, навстречу эмпирику (dem Erfahrenden), который лишь с значительной скромностью решается признать какую — либо всеобщпость.

Последний хорошо делает, называя гипотезой то, что уже обосновало; с тем более радостным убеждением найдет и он что здесь имеет место истинное согласование. Он почувствует это, как чувствовали и мы в свое время.

После этого не проявится и следа противоречия, понадобится лишь кое — где выровнять незначительные разногласия, и обе стороны смогут радоваться взаимному успеху.